Вопрос, заданный накануне первой мировой войны Францем Марком, одним из наиболее ярких и глубоких мастеров немецкого экспрессионизма, другом и соратником Василия Кандинского по объединению "Синий всадник", так и не получил ответа: Марку не довелось увидеть "новую жизнь" – он погиб под Верденом в 1916 году.
Василий Васильевич Кандинский (1866–1944) пережил и первую мировую войну, и обе русские революции, и ужасы второй войны и воочию увидел наступление новой эпохи – той "великой эпохи Духовного", которая и ему, и его друзьям представлялась "с неописуемой прелестью в ускользающих от нас мечтах". Ее приход казался и скорым, и неотвратимым. Ему суждено было увидеть, как эта духовность обернулась "новым средневековьем" (Бердяев), а тот совершенный зритель, который должен был отзываться на произведения творимого небывало прекрасного искусства "тончайшей вибрацией души", чуть не без остатка растворился в варварской толпе, стал непосредственным участником разыгравшейся в Германии драмы.
Огромные, многотысячные толпы, стоявшие перед входом в выставочный павильон в Мюнхене в 1937 году, где с небывалым успехом демонстрировалась "выставка века" – "Дегенеративное искусство", глумились и над картинами Кандинского. Живописец и теоретик, вписавший одну из лучших страниц в историю немецкого искусства, основатель наиболее влиятельного (с точки зрения будущего) направления искусства XX века, профессор знаменитого Баухауза, классик, чьи картины украшали многие музеи Германии, был выставлен на всеобщее поругание вместе со своими друзьями и единомышленниками – П.Клее и Э.Нольде, А.Макке и О.Кокошкой, М.Шагалом и М.Пехштейном. Под каждой картиной была обозначена та "непомерно высокая цена", которую платили за эту "мазню" немецкие налогоплательщики.
Два десятилетия ожесточенных споров (и в Германии, и в России), борьбы идей и вкусов, сражения за новое искусство на страницах журналов и в стенах многочисленных галерей современного искусства – в первую очередь принадлежавших Х. Вальдену галереи и журнала "Штурм" – казалось бы, закончились решительной победой авангарда. Произведения экспрессионистов, кубистов, футуристов, сторонников дада и супрематизма украшали залы крупнейших музеев Германии.
И вдруг это искусство оказывается "чуждым народу", не отвечающим главным критериям официальной художественности – правдивости и доступности: это был, с точки зрения властей, "культур–большевизм" или "еврейское искусство". Лозанна стала местом проведения скандального аукциона, где с молотка продавался Кандинский и Нольде, Кокошка и Либерман, Шмидт–Ротлуф и Бекман. Все, что не шло на аукцион, сжигалось на кострах.
Однажды подобная акция уже была, правда, – не столь катастрофическая по своим последствиям. В 1911 году группа немецких художников во главе с Карлом Финненом опубликовала "Протест немецких художников", в котором выступала против засилья в немецких музеях произведений современных французских художников и закупочной политики директоров музеев. Раздавались голоса и против Кандинского, "этого русского", который возомнил себя руководителем целого направления в немецком искусстве.
О сложности, даже двойственности самоощущения и положения Кандинского писал уже первый биограф художника, Вили Троман, говоривший, что тот не чувствовал себя в полной мере ни русским, ни немцем. В действительности это было не так. Родившийся в России, в Москве, воспитанный в русской семье с национальными традициями (особенно он был благодарен сестре матери, Е.И.Тихеевой, которой, как он писал, был обязан "любовью к музыке, сказке, позже к русской литературе и глубокой сущности русского народа") и будучи глубоко религиозным человеком, Кандинский душой – неразрывно и вполне – связан с Россией. И в то же время немецкий язык, на котором говорила бабушка, прибалтийская немка, немецкие детские книжки навсегда связаны для него с образом Германии, ставшей затем второй родиной. Поэтому Мюнхен, когда Кандинский оказался в нем, был узнан им как город из детских снов, а Германия – как источник "туманной учености", но Москва, куда он постоянно возвращался, оставалась родиной души: "Во мне звучал предвечерний московский час, а перед моими глазами развертывалась мощная, красочная, в тенях глубоко грохочущая скала мюнхенского цветового мира", – вспоминал он в изданной в Москве автобиографической книге "Ступени. Текст художника" (1918).
Другая информация:
Утверждение романтизма
Утверждение романтизма в русской литературе произошло в значительной мере в результате творческих исканий и художественных открытий Василия Жуковского (1783-1852). Подобно многим молодым дворянам начала века, Жуковский начинал сознавать о ...
Нравственно-психологическое воздействие сценария театрализованного
представления на социальный стереотип молодежи
Прежде всего, попытаемся дать определение тому, что же такое социальные стереотипы. Это важно сделать, так как такие термины, как стереотип, предрассудок, дискриминация, расизм, сексизм, эйджизм во многом пересекаются. По большому счету к ...
Кадриль Московской области
Кадриль записана работниками Всесоюзного дома народного творчества у колхозников Московской области. В предлагаемой редакции танец несколько видоизменен: композиция, рисунок, порядок фигур, песенные мелодии остались те же, но движения нес ...
Меню сайта